Исправительная система в годы Великой Отечественной войны. Организация ИТЛ в условиях военного времени

Во времена Великой Отечественной на фронт попадали разные люди. особенным явлением стало участие в войне зеков. первоначально криминальный элемент призыву не подлежал. Но катастрофические потери первых месяцев войны все изменили.

За искуплением – на фронт

В конце лета и осенью 1941 года в Западных и Центральных регионах Советского Союза в связи с продвижением противника возникла острая необходимость эвакуации более чем 750 тыс. арестантов. В связи с переполненностью тыловых тюрем часть заключенных пришлось расстреливать.

Однако все изменило постановление Верховного суда СССР от 22 января 1942 года, согласно которому «осуждение лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на срок не свыше 2 лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную Армию или Военно-Морской Флот».

Советское командование учитывая тяжелое положение на фронте и катастрофическую нехватку солдат вынужденно было пойти на беспрецедентный шаг – отправку на фронт узников ГУЛАГА. В 1942–1943 годах специальными постановлениями Государственного Комитета Обороны на фронт направляется более 157 тысяч зеков. Впрочем, это постановление не касалось политических заключенных и осужденных за бандитизм. Также отправке на фронт не подлежали временно пораженные в правах, однако в 1943 году очередь дошла и до них.

Историк Юрий Рубцов ссылаясь на архивные данные говорит, что «за все годы войны исправительно-трудовые лагеря и колонии досрочно освободили и передали в действующую армию более 1 миллиона человек. Из них только 10% были направлены в штрафники. Большинство же пополнили обычные линейные части». Война предоставляла заключенным прекрасный шанс с оружием в руках заслужить прощение, и многие горели желанием этим шансом воспользоваться. Для осужденных на фронте широко применялась отсрочка исполнения приговоров.

Отличившиеся в боях нередко освобождались от наказания, с них снимали судимость. Часть заключенных, в прошлом прошедших службу в РККА, отправлялась на фронт немедленно. За этой категорией зеков специально приезжали представители командования, которые давали высокие оценки боеспособности подобного контингента. Особенно активно из лагерей пополнение стало черпаться на завершающем этапе войны. «Страшную силу», по словам нацистов, они представляли в войсках маршала Рокоссовского, освобождавших Польшу и Германию.

Стихия на свободе

Нередко от командиров можно было услышать, что зеки воевали старательнее, чем обычные солдаты: всем хотелось оправдаться. То, что для красноармейцев было старательностью, для немцев оборачивалось настоящим кошмаром.
На Ухтинском направлении в районе Кеми сражалось подразделение, в основном сформированное из заключенных Сорокского лагеря. Как свидетельствует очевидец, при атаке немецких войск, вдвое превышавших количество обороняющихся, один из бойцов не выдержал длительного сидения в обороне и с нецензурной бранью в адрес противника бросился вперед. Его примеру последовали остальные: бросок был настолько стремительным, что немцы, не выдержав натиска, отступили с большими потерями.

Известный советский актер Евгений Весник, под командованием которого в артиллерийской батарее служили зеки, вспоминал: «Они воевали прекрасно. Были смелы, дисциплинированы. Я представлял их к наградам. И мне было абсолютно всё равно, за что они судимы. Их награждали за то, что они прекрасно проявляли себя в боях». Значительно более тяжелые испытания ждали бывших «гулаговцев» в штрафных батальонах, где выжить под перекрестным огнем немецких частей и собственных заградотрядов было настоящим чудом.

Вот свидетельство замполита штрафного батальона 397-й Краснознамённой стрелковой дивизии, который пополнился заключенными с Урала: «Под непрерывными бомбовыми ударами вражеской авиации бойцы перебрались на другой берег реки (Оки) и выполнили поставленную задачу. Не успели отдышаться, как поступил новый приказ: взять деревню Сохановский посёлок… Здесь фашисты создали сильно укреплённый оборонительный рубеж. Отрыли окопы полного профиля, соединили их траншеями, установили проволочные заграждения… Однако оборона немцев была прорвана. Около трёх километров гнали фашистов». Замполит отмечал, что «за время боёв в батальоне не было ни одного случая дезертирства, членовредительст ва, угроз в адрес командиров».

Преступные инстинкты

Но все же не следует идеализировать «блатную армию». Привычный довоенный образ жизни и уголовные замашки давали о себе знать и в боевой обстановке.
Ветеран войны, командир штрафной роты Иван Мамаев оставил нам немало воспоминаний о своих подчиненных. В 1943 году его заметно поредевшее подразделение было пополнено бойцами из числа «блатных» и очень скоро под началом Мамаев оказались «сплошные уголовники». Буквально через сутки после прибытия новобранцев у командира взвода пропал планшет с документами и деньгами. К совести зеков призывать было бесполезно, однако Мамаеву удалось воздействовать на подчиненных. Свое обращение к нерадивым воякам он закончил фразой: «Запомните: вы на фронте, а не на «малине». Здесь каждый «весёлый» поступок может стоить вам жизни». Наутро планшет был на месте.

Что еще хорошо удавалось уголовникам на фронте, так это подделывать печати. Этот навык оказался особенно полезным, когда они «приобретали» в селах продукты. Печать рисовалась чернилами прямо на мягкой части ладони в основании большого пальца и отличить ее от настоящей было практически невозможно. Но если таких умельцев ловили с поличным – чаще всего их ждал расстрел.

Весьма колоритный и устрашающий образ «штрафника» рисует актер Евгений Весник. Весной 1945 года в Восточной Пруссии его подразделение должно было перевезти через поляну тяжелые гаубицы, однако оставленный в арьергарде немецкий пулеметчик пресекал все попытки. Ликвидировать огневую точку было поручено «беломорканальнику» рядовому Василию Кузнецову. «Через пол часа пулемет замолк. – вспоминал Весник. – А ещё через десять минут Вася принёс затвор немецкого пулемёта и…голову стрелявшего немца». На вопрос командира: «Боже мой! Зачем голова?» – последовал ответ: «Товарищ гвардии лейтенант, вы могли бы подумать, что я затвор с брошенного пулемёта снял, а стрелявший сам ушёл… Я голову его принёс как факт, как доказательство!» .

Писатель Александр Сидоров признавал: «Преступники и на фронте оставались преступниками, в их среде привычным делом были пьянки, картёжные игры, поножовщина. При удобном случае они не брезговали грабежом или мародёрством». В 1944 году в соответствии со специальным распоряжением ГУЛАГа неоднократно судимых уголовников и рецидивистов перестали призывать на фронт.

Зеки-герои

И все-таки доблесть и героизм «штрафников» не прошли незаметно. Многие из них были отмечены орденами и медалями, в том числе «За отвагу» и «За взятие Берлина». Некоторым было присвоено звание Героя Советского Союза.

В частности, разведчику Владимиру Карпову, ставшему впоследствии писателем. Карпов попал под один из редких случаев, когда в штрафные подразделения отправляли политзаключенных. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1944 года о присвоении Карпову звания Героя Советского Союза перечислялось несколько подвигов разведчика, в которых им были проявлены «храбрость и мужество». Там отмечалось, что «за месяц боев тов. Карпов более 30 раз ходил во вражеский тыл и уничтожил со своей группой более 350 солдат и офицеров и взял в плен свыше 35 "языков"». А в одном из боев «проникнув в тыл первым ворвался в деревню, с группой уничтожил свыше 40 солдат противника и лично взял 11 пленных». Но были и подвиги безымянных заключенных.

Писатель Александр Макаров приводит такой эпизод, случившийся в начале войны у Финляндской границы. Одно из подразделений ГУЛАГА, находившееся возле Выборга, при наступлении немцев начало эвакуацию. Во время марша по болотистой местности Лодейного Поля его настигла танковая колонна вермахта. Положение стало критическим. «Тогда, – пишет автор, – один из заключенных подскочил к стоящей грузовой машине, сел за руль и, развернувшись, с полного хода двинулся в сторону идущему головному танку. Налетев на танк, заключенный геройски погиб вместе с машиной, но танк тоже стал и загорелся. Дорога была загорожена, остальные танки ушли обратно. Это спасло положение и дало возможность эвакуироваться». Нельзя не признать, что при всей своей специфичности, зачастую плохой дисциплине и низкой боеготовности составленные из зеков воинские подразделения, тем не менее, внесли свою лепту в общее дело победы над фашизмом.

Условное название мифа:

Штрафные части формировали из заключенных

Развёрнутое описание:

«Во время Великой Отечественной войны заключенным была предоставлена возможность с оружием в руках заслужить прощение. Из этих категорий лиц образовали штрафные батальоны (штрафбаты), наводившие ужас на гитлеровцев своей жестокостью.»

Примеры использования:

« В штрафбатах сражались дезертиры и окруженцы, уголовники и «политические» – все те, кто имел вину (подлинную или мнимую) перед Родиной»

Действительность:

Осужденные за бандитизм и контрреволюционные(политические) преступления (кроме недоносительства) не могли попасть в армию. Также, не могли попасть в армию и лица, отбывшие основное наказание и пораженные в правах.

«Примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР предназначалось для применения к военнослужащим. Но перед советской юстицией, естественно, встал вопрос, насколько целесообразно в ряде случаев приводить в исполнение приговоры, присуждавшие лиц призывного возраста или военнообязанных к лишению свободы. Отбывание этого наказания являлось препятствием к отбыванию воинской обязанности. Между тем осуждение лиц призывного возраста или военнообязанного за бытовое или служебное преступление к лишению свободы в ряде случаев не свидетельствовало о том, что данное лицо недостойно с оружием в руках защищать социалистическое отечество, если исполнение приговора будет приостановлено. Поэтому Верховный суд СССР 22 января 1942 г. дал руководящее указание, согласно которому осуждение лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на: срок не свыше 2 лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную Армию или Военно-Морской Флот.
В этих случаях судам предоставлялось право применительно к ст. 192 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. (примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик) приостанавливать исполнение приговора до возвращения осужденного из Красной Армии или Военно-Морского Флота.
Практика доказала целесообразность постановления Пленума от 22 января 1942 г., и постановлением Пленума Верховного суда СССР от 25 июля 1943 г. было указано, что, отсрочка может иметь место вообще при осуждении к лишению свободы без поражения в правах, независимо от срока лишения свободы. Пленум Верховного суда не давал указаний, при каких преступлениях можно, а при каких нельзя прибегать к применению примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР. Практика не применяла его к контрреволюционным преступлениям, к бандитизму, к осужденным на основании закона 7 августа 1932 г.»

Обращает внимание, что используется термин «отсрочка». То есть, после возвращения из армии заключенный продолжал отбывать наказание. Начиная с 1943-го года как поощрение для людей, которые «проявившие себя стойкими защитниками Родины и в силу этого освобожденные от наказания военным трибуналом или иным соответствующим судом по ходатайству военного командования» используется снятие судимости и освобождение от наказаний

Были так же бывшие заключенные, которых не могли призвать в армию, подобное не позволяло законодательство, так как они были пораженные в правах. В 1943-м же году доходит очередь и до них «1. Областным, городским, и районным военным комиссариатам, при содействии местных советов, органов НКВД и милиции, выявить всех мужчин в возрасте до 50 лет, не призванных в армию по причине поражения их в правах, за исключением лиц, отбывших наказание за контрреволюционные преступления (кроме недоносительства) и бандитизм. 2. Всех выявленных подвергнуть медицинскому освидетельствованию по приказу НКО 1942 года № 336 и в отношении лиц, признанных годными к строю и годными к нестроевой службе, войти с представлением в местный народный суд о снятии с них поражения в правах.
… 5. По получении извещения от народного суда о снятии поражения в правах военным комиссариатам немедленно всех лиц, освобожденных от этой меры наказания, зачислять на воинский учет и призывать их в армию на общих основаниях.»

Все сказанное не означает, что отдельные осужденные за бандитизм не попадали в армию. Что бы пресечь это и окончательно регламентировать порядок передачи заключенных в армию в 1944-м году появляется приказ «Проверкой установлено, что судебные органы в ряде случаев необоснованно применяют отсрочку исполнения приговора с направлением осужденных в действующую армию (примечание 2 к статье 28 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик) к лицам, осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, разбой, грабежи, ворам-рецидивистам, лицам, имевшим уже в прошлом судимость за перечисленные преступления, а также неоднократно дезертировавшим из Красной Армии.
… Запретить судам и военным трибуналам применять примечание 2 к статье 28 УК РСФСР (и соответствующие статьи УК других союзных республик) к осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, разбой, грабежи, ворам-рецидивистам, лицам, имевшим уже в прошлом судимость за перечисленные выше преступления, а также неоднократно дезертировавших из Красной Армии. По остальным категориям дел при решении вопроса об отсрочке исполнения приговора с направлением осужденного в действующую армию судам и военным трибуналам учитывать личность осужденного, характер совершенного преступления и другие обстоятельства дела.»

В этом же приказе впервые появляется указание о том, что их следует отправлять в штрафные части «Лиц, признанных годными к службе в действующей армии, военкоматам принимать в местах заключения под расписку и отправлять в штрафные батальоны военных округов для последующей отправки их в штрафные части действующей армии вместе с копиями приговоров» . До этого заключенные военкоматом направлялись служить в обычны части.

Выводы:

До 22.1.1942 могли призвать только осужденных на срок менее двух лет.

С 25.6.1943 стали призывать осужденных на большие сроки, исключая осужденных за бандитизм и контреволюционные преступления.

Накануне трагической даты - 70-летия начала Великой Отечественной войны корреспондент "РГ" попросил заместителя Генерального прокурора РФ Сергея Фридинского рассказать, как возвращают честные имена репрессированным в фронтовые годы.

Российская газета: Сергей Николаевич, реабилитацией жертв политических репрессий военные прокуроры занимаются с середины прошлого века. И конца этой работе не видно.

Сергей Фридинский: Помните, как один из героев кинофильма "Место встречи изменить нельзя" просил Шарапова: "Если не мою жизнь, то хотя бы честь мою спасите".

Это действительно очень сложная задача - реабилитировать невинно осужденных людей. Их - сотни тысяч, и с каждым надо детально разбираться. Расстрелянных, сгинувших в лагерях НКВД уже не вернешь.

Но мы продолжаем восстанавливать справедливость. Тем более что об этом просят родственники репрессированных.

РГ: По вашим материалам можно судить о масштабах трагедии?

Фридинский: Решайте сами. Только в период с 1953-го, когда военные прокуроры впервые занялись этой работой, по 1961 год были сняты обвинения почти с 270 тысяч невинно осужденных. А вот более свежие данные. С октября 1991-го по январь 2011 года наши сотрудники проверили в архивах более 271 тысячи уголовных дел на 302212 человек. Более 124 тысяч были признаны жертвами политических репрессий. Нельзя забывать, что немалая часть из них - это осужденные в годы войны военнослужащие.

Представьте: человек был в плену, преступлений не совершал, но до сих пор он числится изменником Родины. Его фамилии, как защитника Отчизны, нет на обелиске в родном городе, селе или в стенах школы, где он учился.

И этот тяжелый крест лежит на плечах его родных и близких. Я считаю это крайне несправедливым.

РГ: Какова судьба советских военачальников, на которых политическое руководство возложило ответственность за неудачи первых трагических месяцев Великой Отечественной войны.

Фридинский: Вообще в первые месяцы войны суд был скорым. Именно так поступили с осужденным к расстрелу, а потом помилованным командиром 42-й дивизии Лазаренко, чье соединение обороняло Брестскую крепость, командующим 50-й армией Ермаковым, которого обвинили в провале обороны города Сталиногорск Тульской области.

За оборонительные бои под Старой Руссой был осужден командующий Северо-Западным, а затем Резервным фронтом генерал-лейтенант Собенников. Все эти люди позже были реабилитированы.

РГ: Много пишут о том, что в начале войны почти всех расстреливали. Это так?

Фридинский: Нет. Хотя по уголовному закону той поры за большинство воинских преступлений, совершенных в военное время, предусматривалась высшая мера наказания - расстрел, суды широко использовали практику помилования. От отбытия наказания офицеров освобождали и направляли в действующую армию. Так сказать для искупления.

Надо отметить, что наказание невинно осужденные люди воспринимали стойко. Тем более что с многих из них перед отправкой на фронт сняли судимость, а некоторых даже восстановили в прежней должности и звании. Наверное, поэтому они после войны не обращались за реабилитацией.

Вот конкретный пример. В октябре 1941-го к 10 и 7 годам заключения, а также к лишению воинских званий приговорили заместителя начальника штаба Западного военного округа Ивана Семенова и замначальника оперативного отдела штаба округа Бориса Фомина. Оба затем оказались на фронте рядовыми. Но на полях сражений проявили себя достойно, и к 1944 году Семенов стал генерал-лейтенантом, а Фомин - генерал-майором.

После войны ни они, ни их родственники реабилитации не добивались. Тем не менее в прошлом году Главная военная прокуратура получила заключение Института военной истории о полной невиновности офицеров и вышла с ходатайством в Президиум Верховного Суда РФ об отмене несправедливого приговора.

РГ: Сейчас много говорят и пишут о трагической судьбе командующего Западным фронтом генерала Павлова. К какому выводу пришли военные прокуроры: он был героем или все-таки слабым полководцем?

Фридинский: Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к фактам. Ровно через месяц после начала войны Военная коллегия Верховного Суда приговорила к расстрелу командующего Западным фронтом Павлова, его начальника штаба Климовских, начальника связи фронта Григорьева, командующего 4-й армией Коробкова и начальника артиллерии Западного фронта Клича.

Фактически суд признал этих генералов виновными в провале обороны в первые месяцы войны. Осудили их за трусость, бездействие, нераспорядительность, развал управления войсками, сдачу оружия и самовольное оставление боевых позиций частями фронта. То есть за воинские преступления.

РГ: Тем не менее это не помешало их реабилитации.

Фридинский: Дело в том, что вслед за арестом Павлова были репрессированы чуть ли не все родственники генерала. В сентябре 1941 года его жену, сына, отца, мать и даже тещу осудили как членов семьи изменника Родины.

В начале 1954 года вдова Павлова обратилась с жалобой в Главную военную прокуратуру. Изучение дела показало, что без заключения Генштаба говорить о виновности или невиновности Павлова и его генералов нельзя. По согласованию с тогдашним министром обороны Георгием Константиновичем Жуковым эксперты готовили это заключение почти два года.

В итоге Генштаб сделал вывод: в сложившейся на то время ситуации Павлов, Климовских, Григорьев, Клич и Коробков действовали на основании боевых уставов. Хотя серьезные упущения и недочеты в подготовке Западного Особого военного округа к войне командующий и его генералы все-таки допустили.

РГ: И чем все закончилось?

Фридинский: Приговор отменили, а уголовное дело прекратили за отсутствием состава преступления. Павлова и его ближайших родственников, а также других незаконно осужденных по этому делу реабилитировали.

По материалам наших проверок также были реабилитированы главный маршал авиации Новиков, Герой Советского Союза летчик Меркушев, заместитель начальника разведглавка НКВД Судоплатов, один из руководителей знаменитой разведывательной группы "Красная капелла" Гуревич и многие другие невинные жертвы.

РГ: Военные прокуроры ведь поднимали уголовные дела не только военачальников, разведчиков, но и обычных солдат.

Фридинский: В эти жернова большей частью как раз и попадали простые красноармейцы.

В 1944 году по постановлению Особого совещания при НКВД СССР за измену родине был заключен в ИТЛ сроком на 10 лет красноармеец Евстифеев.

Его обвинили в том, что при выполнении боевого задания в тылу немецких войск он сдался в плен, на допросе выдал известные ему сведения военного характера и дал согласие поступить на службу в германскую разведку. После чего был направлен в "Зондеркоманду-203", где использовался в качестве осведомителя.

Проверкой установлено, что в материалах архивного уголовного дела достаточных доказательств виновности Евстифеева в совершении инкриминируемого ему деяния не имеется и в 2010 году он был реабилитирован.

И это не единичный случай. По аналогичным основаниям реабилитированы красноармейцы Якупов, Цыгурин, Федюшкин, Голиков и многие другие.

РГ: Вы ведь занимались проверкой материалов, связанных с родственниками советских вождей - Сталина и Хрущева.

Фридинский: Занимались. По протесту Главной военной прокуратуры был частично реабилитирован Василий Сталин.

Также проводили проверку по обращению дочери старшего лейтенанта Леонида Хрущева. Он воевал летчиком-истребителем и в 1943 году был сбит в воздушном бою в Калужской области.

После отставки Никиты Сергеевича Хрущева распространились слухи, что Леонид не погиб, а перелетел к фашистам.

В 2000 году была организована проверка архивных документов, в результате которой выяснилось: Леонид Хрущев никогда не привлекался к уголовной ответственности.

Не нашлось и документальных свидетельств его пребывания в плену. Кроме того, военные прокуроры на основании архивных материалов доказали, что старший лейтенант Хрущев действительно геройски погиб при выполнении боевого задания.

Не нашли своего подтверждения и сведения о якобы имевшихся его судимостях.

РГ: Кому в реабилитации отказывают?

Фридинский: Тем, чьи преступления не вызывают сомнения, а приговоры признаны обоснованными.

В этом списке много известных имен. В частности, атаман Краснов, который при фашистах был начальником главного управления казачьих войск. Или белогвардейский генерал Шкуро. Во время Великой Отечественной войны он возглавлял у немцев казачий резерв главного управления "СС". Командир "дикой дивизии" Султан-Гирей Клыч, который стоял во главе созданного в Германии "Северо-Кавказского национального комитета".

Тщательно изучались материалы по бывшему руководителю так называемой Русской освободительной армии - РОА генералу Власову, красноармейцу разведотдела штаба Западного фронта Клубкову, который выдал фашистам Зою Космодемьянскую. Список можно продолжить.

Интересная история произошла с делом командующего добровольческим казачьим корпусом немецким генералом фон Панвицем. В апреле 1943-го его приговорили к смертной казни.

Много лет спустя внучка генерала Ванесса фон Бассевиту обратилась в Главную военную прокуратуру по поводу реабилитации деда. Вначале приговор в отношении него отменили. Но затем, военные прокуроры нашли доказательства злодеяний фон Панвица на оккупированных территориях СССР и Югославии, в связи с чем, по нашей инициативе в 1996 году решение о реабилитации отозвали.

РГ: Занималась ли Военная прокуратура реабилитацией иностранных граждан?

Фридинский: Среди жертв политических репрессий, наряду с гражданами России и бывшего СССР, немало иностранных граждан.

Так, в ходе проверки установлено, что, вопреки нормам международного и отечественного права, секретарь Шведской миссии в Венгрии и начальник ее гуманитарного отдела подданный Швеции Валленберг и водитель - гражданин Венгрии Лангфельдер, подозреваемые в шпионаже против СССР, в январе 1945 года были арестованы в Будапеште.

Их доставили в Москву, а затем под видом военнопленных содержали около двух с половиной лет, вплоть до гибели в советских тюрьмах.

В 2000 году Главная военная прокуратура признала Валленберга и Лангфельдера жертвами политической репрессии и полностью реабилитировала.

Практику привлечения уголовников в ряды армии использовали еще в 30-х годах XIX века во Франции. Тогда король Луи-Филипп предложил формировать особые части, чтобы помочь французским солдатам в Алжире. Идею призывать зеков на фронт использовали и советские власти во время Великой Отечественной войны. В первую очередь на фронт отправляли ГУЛАГовцев. 12 июля 1941 года Президиум Верховного Света издал указ «Об освобождении от наказания осужденных по некоторым категориям преступлений».

Свободу получили осужденные за малозначительные преступления и осужденные по Указу от 28 декабря 1940 года – за нарушение дисциплины и самовольный уход из училища. 24 ноября 1941 указ распространяется на бывших военнослужащих, которые совершили малозначительные преступления до начала войны. Все освобожденные направлялись на фронт и по этим указам мобилизовали больше 420 тысяч годных к военной службе заключенных. Штрафные батальоны появились позже и они не касались бывших арестантов. Штрафбаты относятся к приказу №227 «Ни шагу назад!» 1942 года. Штрафбаты доказали высокую боеспособность, но батальоны «русских камикадзе» быстро редели. В 1943 году в войне наступает перелом, и нужны были силы для притеснения противника. Тогда Иосиф Сталин принял «гениальное» решение.

Указ от 12 июля 1941 года не затрагивал лагерников, которые отбывали наказание по 58 «политической» статье и «уркаганов». В 1943 году Государственный комитет обороны выпустил специальные постановления, по которым на фронт отправились больше 157 тысяч заключенных. 10 процентов из них отправились в штрафные батальоны, а остальные пополнили линейные части. Осужденные по «политической» лишились права «кровью искупить перед Родиной свою вину» - таким образом, Красная Армия лишилась большинства сознательных солдат. Добровольцами фронта могли стать только уголовники и «бытовики». «Блатное братство» на фронт не стремилось, потому что для «вора в законе» было позорным служить в армии, брать оружие и защищать государство. Поэтому армия пополнялась в основном «бытовиками».

Почему шли на фронт?

Лев Разгон, бывший заключенный ГУЛАГа, вспоминает: «Рабочий день был установлен в десять, а у некоторых энтузиастов и в двенадцать часов. Были отменены все выходные дни. И конечно, немедленно наведена жесточайшая экономия в питании зэка. В течение двух-трех месяцев лагеря были набиты живыми скелетами».

В местах лишения свободы и ГУЛАГах значительно сокращались нормы питания, и росла норма выработки трудовых часов. В 1942 году ввели инструкцию, по которой разрешалось применять оружие при двукратном отказе от работы. Как писал профессор Кузьмин С в книге «ГУЛАГ в годы войны», эти меры привели к тому, что в местах лишения свободы умерло почти 600 тысяч человек, как в блокадном Ленинграде.

Поэтому фронт для «бытовиков» был предпочтительнее. И все-таки среди фронтовиков в 1943 году появилось много «уркаганов». Выбор стоял суровый: либо голодные условия на зоне, либо фронт. Переломным моментом для «блатняков» стала Сталинградская и Курская битва. Эти две битвы привели к «расколу» в уголовном мире и дальнейшей «сучьей войне».

После Сталинградской битвы добровольцев среди уголовников стало больше. Год на фронте засчитывался за три года. Варлам Шаламов в очерке «Сучья война» отмечал, что «из уркаганов выходили смелые разведчики, лихие партизаны. Природная склонность к риску, решительность и наглость делали из них ценных солдат».

Была еще одна причина, по которой уголовники вступили в ряды Красной армии. После перелома в войне фронтовики наступали, впереди была Европа и Германия, «легкая добыча», и многие уголовники желали принять в этом участие.

Как воевали и вели себя на фронте?

Воевали уркаганы зло, отчаянно и безжалостно. Евгений Весник, который во время войны был командиром артиллерийской бригады, вспоминает: «Они воевали прекрасно. Были смелы, дисциплинированы. Я представлял их к наградам. И мне было абсолютно все равно, за что они судимы. Их награждали за то, что они прекрасно проявляли себя в боях». Многие бывшие уголовники были приставлены к наградам СССР, некоторым было присвоено звание Героя Советского Союза.
Конечно, поведение уголовника давало о себе знать. Иван Мамаев, ветеран войны, под началом которого было много «блатных», вспоминает, что через сутки после пополнения у командира взвода пропал планшет с документами и деньгами для жены и его дочери.

Преступники и на войне были преступниками, в их среде были естественны пьянки, карточные игры, поножовщина. Поэтому в 1944 году перестали призывать на фронт неоднократно судимых. На фронтах стали применяться суровые методы воздействия на «блатняков». Потому на территории противника – в Германии – на уголовников вообще мало действовали запреты. Убийства, грабежи, изнасилования и прочие «эксцессы» по отношению к гражданскому немецкому населению, о которых сейчас стали публично говорить, – не в последнюю очередь «заслуга» «блатных героев».

После войны

Демобилизовавшись, многие уголовники взялись за старое и, естественно, вскоре опять оказались в лагерях. Они рассчитывали на уважение и почёт – всё-таки кровь проливали! Однако им припомнили старый закон, согласно которому «блатной» не может служить государству, в противном случае он считается «запарафиненным» и уже не является вором. Все попытки зэков-ветеранов объяснить, что воевали они не за «граждан начальничков», а за Родину, оказались тщетными. В результате противостояние между ними и «правильными» ворами переросло в настоящую войну, получившую название «сучьей». В ходе её в лагерях и на воле погибли тысячи человек.
Варлам Шаламов делает неутешительный вывод: «Война скорее укрепила в них наглость, бесчеловечность, чем научила чему-либо доброму. На убийство они стали смотреть еще легче, еще проще, чем до войны».

(Карательная практика в отношении военнослужащих, осужденных в годы Великой Отечественной войны по 58-й статье УК РСФСР. По материалам Вологодской области)

За победу в Великой Отечественной войне советский народ заплатил огромную цену. И хотя точных сведений до сих пор нет, потери Красной армии за 1941—1945 гг., по мнению военных историков, составили 8 668 400 человек (Гриф секретности снят: Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах / Под общ. ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 1993. С. 129) . В это число вошли погибшие на полях сражений, пропавшие без вести, умершие от ран, не вернувшиеся из плена.

История, однако, умалчивает о тех, кто уже на Родине оказался за колючей проволокой по печально известной 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР (58 ст. УК РСФСР (в ред. 1926 г.) гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву и ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими… правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции». Наибольшую известность из составов этой статьи получили: измена Родине (58-1), участие в антисоветском заговоре (58-11), шпионаж (58-6), вредительство (58-7), диверсии (58-9), контрреволюционная пропаганда и агитация (58-10), контрреволюционный саботаж (58-14), терроризм (58-8) и др. Данная статья имела аналоги во всех УК союзных республик) и откуда не вернулся.

Согласно данным Главной военной прокуратуры, только за измену Родине (ст. 58-1 п. «б»)( Литерное, т.е. буквенное обозначение «б» пункта 1 ст. 58 санкционировало меру уголовного наказания в отношении изменников Родины из числа военнослужащих) в годы Великой Отечественной войны были осуждены 125 933 военнослужащих (Отсутствуют данные за 2-е полугодие 1945 г. и 1946 г. См.: Епифанов А.Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в годы Великой Отечественной войны. 1941—1956 гг. Волгоград, 2005. С. 265).

Безусловно, большинство из них заслуженно понесли суровое наказание. Но если учесть крайнюю идеологизацию советского правосудия и ужесточение мер наказания в условиях военного времени, нельзя отрицать и политические мотивы, которые во многом конкретно предопределяли степень вины тех или иных лиц и являлись базой для вынесения приговоров, нередко не адекватных тяжести преступления (К сожалению, провести четкую грань между настоящими предателями и невинно осужденными за измену Родине не представляется возможным, поскольку многие архивные дела до настоящего времени еще не рассекречены).

Чтобы карательные меры властей выглядели как исполнение воли народа, в прессе развернулась кампания по обличению дезертирства и тому подобных явлений. Так, в ноябре 1941 года на страницах областной газеты «Красный Север» появилась статья «Мысли о плене» некоего военнослужащего Н. Багрова, в которой автор излагал, на наш взгляд, официальную позицию по данному вопросу. В частности, он писал: «…только с твердой убежденностью, что командиры Красной армии не сдаются, можно воевать хладнокровно и уверенно… Сдача в плен всегда считалась в армейской среде позором… Предать Родину — что может быть ужаснее этого преступления… Тот, кто сдается в плен, предает своих близких, обрушивает на них гнев народа и карающую силу закона. Кличка «отец, мать, жена, сын или дочь предателя» будут повсюду преследовать близких людей. И семья трижды проклянет его за несмываемый позор…» (Багров Н.Мысли о плене // Красный Север. 1941. 14 нояб. С. 2).

Военнослужащие Красной армии (многие из числа окруженцев первых месяцев войны), арестованные за сдачу без сопротивления в плен или попытку перейти на сторону противника, в полной мере испытали на себе репрессивные меры как изменники Родины. Особые совещания, суды и военные трибуналы по литерному пункту «б» статьи 58-1 выносили им не подлежавшие обжалованию приговоры — высшую меру наказания. Некоторые из приговоренных к расстрелу не доживали до назначенной кары и умирали в тюрьме. Например, в декабре 1941 года не была осуществлена исключительная мера в отношении бывшего военнослужащего А.З. Голубева, осужденного по этой статье: он скончался в больнице тюрьмы № 1 г. Вологды (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л. 148).

Вместе с тем следует отметить, что начиная с 1942 года количество «расстрельных» приговоров по статье 58-1 п. «б» стало постепенно снижаться. В случаях, когда при пересмотре дел обвиняемых в порядке надзора Военная коллегия (Приговоры и определения Военной коллегии были окончательными и кассационному обжалованию и опротестованию не подлежали. Они могли быть пересмотрены только в порядке надзора Пленумом Верховного суда СССР по протесту Прокурора СССР или Председателя Верховного суда СССР. О каждом приговоре к высшей мере наказания (расстрелу) все военные трибуналы были обязаны немедленно сообщать по телеграфу председателю Военной коллегии и соответствующему прокурору) Верховного суда СССР «не усматривала» необходимости применения полной санкции данной статьи, расстрел заменялся 10 годами лишения свободы в исправительно-трудовом лагере с последующим поражением в правах на 5 лет. Так, в первом полугодии 1943 года подобная замена была произведена Военколлегией одному из бывших бойцов Красной армии, которого за измену Родине военный трибунал войск НКВД по Вологодской области приговорил к высшей мере наказания (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 18. Оп. 1. Д. 17. Л. 4).

В ряде случаев протесты на приговоры выносил лично Председатель Верховного Суда СССР. В частности, так «повезло» осужденному К. Даминову, который ожидал исполнения приговора в тюрьме № 4 г. Череповца. Военным трибуналом 37-й отдельной стрелковой бригады 2-й резервной армии он был приговорен 4 ноября 1942 года к расстрелу по совокупности статей 19-58-1б (попытка измены Родине), 19-58-11 (попытка создания контрреволюционной организации) и 58-10 ч. 2 (контрреволюционная агитация в военной обстановке).

Иными словами, он обвинялся не только в намерении лично перейти на сторону врага, но и в создании из красноармейцев своего взвода группы, вместе с которой и хотел перебраться к немцам. Заодно ему инкриминировались: восхваление фашистского строя, распространение клеветнических измышлений о плохом питании в Красной армии и призывы к членовредительству. Правда, из всего «набора» обвинений Военколлегия на основании доводов протеста исключила два первых. Учитывая, что обвинения Даминову были предъявлены по показаниям свидетеля, признанного психически неполноценным, наказание ему было определено только по статье 58-10 ч. 2 и смягчено до десяти лет лагеря и пяти последующих за ними лет поражения в правах. Правда, и этот срок для осужденного оказался непосильным. Он не пробыл в неволе и двух лет — умер в областной больнице для осужденных в поселке Шексна 24 июня 1944 года от дистрофии и туберкулеза легких.

Следует отметить, что в соответствии с примечанием 2 к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР военные суды стали широко практиковать в отношении осужденных военнослужащих отсрочки исполнения приговоров до окончания военных действий с условием направления их на фронт. К примеру, только за июль—август 1944 года трибуналы 2-го Белорусского фронта применили такую отсрочку к 54 проц. общего числа осужденных за этот период (Военные трибуналы — органы советского правосудия. М., 1958. С. 102).

Несмотря на то что отсрочка не допускалась к осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, убийство, разбой и другие наиболее тяжкие преступления (См. подробнее: Ткачевский Ю.М. Ответственность за воинские преступления во время Великой Отечественной войны (1941—1945) // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2005. № 3. С. 37), военные трибуналы нередко заменяли в отношении осужденных по 58-й статье высшую меру наказания десятилетним сроком заключения, который в свою очередь заменялся направлением их в действующую армию. В таких случаях применение отсрочки исполнения приговора связывалось не только с личностью виновного, но и с обстоятельствами, характеризующими преступление. Пересмотр приговора оправдывался обстановкой военного времени и предоставлением возможности оступившимся искупить свою вину в борьбе с врагом. Например, красноармейцы А.И. Старыгин и Т.Ф. Слепов, осужденные 26 июня 1942 года военным трибуналом Вологодского гарнизона Архангельского военного округа по статье 58-1 п. «б», были освобождены из-под стражи в тюрьме № 1 г. Вологды и переданы в военкомат для последующей отправки на фронт (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л.311).

Первоначально такие военнослужащие направлялись в строевые, а затем в штрафные части, которые были созданы по приказу наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года (Положение о штрафных ротах действующей армии и Положение о штрафных батальонах, куда направлялись лица офицерского состава, были утверждены 20 сентября 1942 г. и объявлены приказом НКО СССР № 298 от 28 сентября 1942 г.) . Всего за годы войны было сформировано 65 штрафных батальонов и 1037 штрафных рот. Через них прошло 427 910 человек, или 1,24 проц. общей численности Вооруженных сил СССР (Пыхалов И.В.Великая Оболганная война. М., 2005. С. 437, 438. Вышедший на экраны фильм«Штрафбат» создает иллюзию того, что количество штрафных подразделений было непомерно велико, и именно штрафники приняли на себя основное бремя войны). Осужденные из числа штрафников, проявившие себя достойными бойцами, освобождались от наказания с последующим снятием судимости.

Красноармейцы, побывавшие в немецком плену и арестованные отделами «Смерш» (Главное управление контрразведки НКО «Смерш» («Смерть шпионам») и его органы на местах были созданы на базе особых отделов НКВД в апреле 1943 г. Аналогичная структура была создана в Наркомате ВМФ СССР) , часто необоснованно выдавались за лиц, якобы завербованных германской разведкой, а потому активно «разрабатывались» оперативными частями тюрем с целью выявления, какое задание было ими получено. К примеру, в тюрьме № 1 г. Вологды уже были определены заранее стандартные обвинения к подобным заключенным: переход линии фронта, чтобы снова влиться в ряды Красной армии и вести контрреволюционную агитацию среди бойцов за сдачу в плен. Разумеется, все агентурные материалы подтверждались следствием, арестованные признавали свою вину и сурово наказывались: их ожидал, как правило, расстрел, либо его смягченный вариант в виде 10 лет заключения с последующим поражением в правах на 5 лет (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 8. Оп. 1. Д. 51. Л. 11; Д. 52. Л. 18об).

Как свидетельствуют источники, этот срок для большинства, получивших клеймо изменника Родины, становился «смертью в рассрочку». Подарив жизнь, Советское государство предоставляло им возможность искупить вину ударным лагерным трудом. А поскольку законодательство тех лет относило осужденных по любому из пунктов 58-й статьи к категории особо опасных государственных преступников, то в лагерях они направлялись на самые тяжелые работы. При существовавших нормах выработки и крайне плохом питании здоровья хватало ненадолго.

Просьбы о помиловании, как правило, отклонялись «в силу тяжести совершенных преступлений». К примеру, такую формулировку отказа на заявление о помиловании получил 12 марта 1947 года заключенный Опокского исправительно-трудового лагеря А. Данилов. Бывшему младшему лейтенанту (из числа окруженцев), осужденному по статье 58-1 п. «б», не помогла даже отличная характеристика, выданная администрацией лагерного участка. В ней, в частности, отмечалось его добросовестное отношение к труду, хорошее поведение в быту и отсутствие административных взысканий за все время пребывания в лагере. Заметим, что осужденный, отбывая здесь свой срок с 1944 года, работал молотобойцем и выполнял норму на 120 проц. Через год после отказа на просьбу «вернуть свободу и дать возможность встать в ряды свободного советского народа» он умер от туберкулеза легких.

Картина репрессивной деятельности советского правосудия в отношении изменников Родины будет не полной, если не упомянуть о том, что при осуждении по статье 58-1 п. «б» страдали не только они сами, но и их семьи. Например, 20 сентября 1943 года были заключены под стражу и этапированы из д. Кузьмо-Демьянское Мяксинского района в тюрьму № 4 г. Череповца колхозница О.Н. Лобашова вместе с тремя малолетними детьми. Они подлежали высылке в Коми АССР по делу мужа и отца, осужденного 28 ноября 1942 года военным трибуналом 55-й армии (55-я армия под командованием генерал-майора артиллерии В.П. Свиридова в этот период вела боевые действия на Ленинградском фронте. В конце декабря 1943 г. объединена с 67А) по ст. 58-1 п. «б». Этот красноармеец был обвинен в попытке перехода на сторону врага во время нахождения на передовой.

Бывшим военнослужащим, оказавшимся в годы войны в местах заключения на территории Вологодской области по 58-й статье, помимо «измены Родине» (58-1б) чаще других составов преступления инкриминировались также контрреволюционная агитация (58-10) и контрреволюционный саботаж (58-14). Судебные процессы по подобным делам проводились в закрытых заседаниях и не подлежали освещению в печати. Только показательные судебные процессы в отношении нацистских преступников и их пособников — изменников Родины находили отражение в центральных газетах. Местная пресса лишь перепечатывала эти материалы («О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников»: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г)

В частности, в июле 1943 года на страницах «Красного Севера» широко освещался процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края. В числе обвиняемых был и бывший военнослужащий И.Ф. Котомцев, который после добровольной сдачи в плен поступил на службу в полицию, а затем в гестапо. За участие в карательных операциях он был приговорен к смертной казни через повешение (См.: Красный Север. 1943. 17 июля. С. 1; 21 июля. С. 2)

Следует отметить, что трудящиеся Вологодской области, как и страны в целом, «горячо одобряли приговоры военных трибуналов над немецкими извергами и предателями» (Красный Север. 1943. 22 декабря. С. 1).

Категорию осужденных за контрреволюционную агитацию попадали и те военнослужащие Красной армии, которые были уличены особыми отделами НКВД и «Смерш» в распространении так называемых пораженческих слухов, содержавших антисоветские высказывания. Эти слухи носили самый разнообразный характер, но большей частью касались положения дел на фронтах, экономического и военного потенциала СССР, отношения немцев к пленным красноармейцам и местному населению и т.п. Подобные крамольные мысли, случайно высказанные красноармейцами вслух при бдительных сослуживцах, сотрудниках госпиталей и других добровольных помощниках оперативных работников, оборачивались для них расплатой «по самому крупному счету». В военной обстановке предел наказания по статье 58-10 не ограничивался. И если в начале войны за контрреволюционную агитацию профашистского пораженческого характера в основном расстреливали, то позже стали направлять на 10 лет в лагеря.

Например, в мае 1943 года такой срок и последующее поражение в правах на 5 лет за «изменническую агитацию» получил боец А.И. Данилов, который после возращения из госпиталя в беседе со своими новыми сослуживцами «поделился воспоминаниями» о факте добровольного посещения с группой солдат блиндажа противника в сентябре 1941 года.

Неосторожное откровение стоило ему дорого. В августе 1943 года он умер от пеллагры в отдельном лагерном пункте № 9 Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний по Вологодской области.

За бывшими красноармейцами, осужденными по 10 пункту 58-й статьи в бытность их на военной службе, в местах заключения следили особо бдительно, по крупицам собирая информацию об их антисоветских настроениях. Такие лица состояли на особом оперативном учете, на них заводились специальные агентурные дела.

Если компрометирующих материалов собиралось достаточно, то уже раз наказанных повторно привлекали к уголовной ответственности за так называемую контрреволюционную деятельность. Так что для большинства осужденных, получивших дополнительные сроки по 58-й статье в местах лишения свободы, снятие обвинения происходило посмертно. В то же время нельзя не отметить, что значительная часть агентурных дел оставалась нереализованной (Что касается дальнейшей судьбы нереализованных агентурных дел, то все они уничтожались по истечению пятилетнего срока хранения как «не представлявшие оперативной ценности»).

В ряде случаев оперативным работникам не удавалось набрать улик на новое следственное дело. Нередко разработки подозреваемых прекращались ввиду их смерти или этапирования в другие места заключения. К примеру, по причине смерти в конце ноября 1943 года было закрыто агентурное дело на бывшего бойца 29-й запасной строительной бригады И.М. Решетникова, осужденного военным трибуналом на 10 лет по статье 58-10, который якобы продолжал вести пораженческую контрреволюционную агитацию (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 125. Л. 238).

Условия военного времени не могли не отразиться на практике применения мер уголовного наказания. За отдельные виды преступлений предусматривалось ужесточение этих мер. Как свидетельствуют документы, в первый период войны за небрежное исполнение воинских приказов, дезертирство с передовой и т.п. красноармейцев в большинстве случаев судили не по статье Уголовного кодекса РСФСР 193 (воинские преступления), а по статье 58-14 (контрреволюционный саботаж). Не принималась во внимание реальная обстановка на фронте, а учитывались лишь отягчающие обстоятельства при совершении подобных преступлений. В результате осужденных, как правило, приговаривали к высшей мере наказания — расстрелу. Так, в марте 1942 года военный трибунал войск НКВД по Вологодской области вынес столь суровую кару по этой статье двум бывшим бойцам Красной армии — В.И. Фарутину и И.Д. Фомину (И.Д. Фарутин 12 января 1965 г. был реабилитирован Вологодским областным судом).

Необходимо отметить, что приговоры приводились в исполнение непосредственно в тюрьмах. Начиная со второй половины 1942 года количество расстрелов резко пошло на убыль, а судебные органы стали реже усматривать необходимость применения статьи 58-14 за сугубо воинские преступления и возвратились к довоенной практике их квалификации — по 193-й статье УК РСФСР.

Следует сказать, что в годы войны осужденные по 58-й статье из числа военнослужащих значительно повышали и без того высокий уровень смертности лагерного контингента на Вологодчине. Большая часть из них оказывалась за колючей проволокой физически и морально истощенными, с недолеченными ранами. Некоторые умирали еще в пути. Так, 29 апреля 1943 года в областном пересыльном пункте была зафиксирована смерть бывшего красноармейца 2-й резервной армии Р.Л. Геденрейха, осужденного в декабре 1942 года на 10 лет ИТЛ за контрреволюционную агитацию. Многие нашли свой последний приют на кладбищах лагерных пунктов и колоний спустя всего несколько месяцев после прибытия этапа.

К примеру, бывший военнослужащий И.И. Данилин, осужденный в декабре 1942 года военным трибуналом 54-й армии (54-я армия под командованием генерал-лейтенанта А.В. Сухомлина в декабре 1942 г. участвовала в боях на Волховском фронте, в Ленинградской битве 1941— 1944 гг.), умер 17 января 1943 года в стационаре отдельного лагерного пункта № 1 от дистрофии 2-й степени (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 33. Оп. 1. Д. 2662. Л. 12).

Наибольшая смертность среди заключенных, судя по архивным документам, наблюдалась в 1942—1943 гг. Таким образом, нельзя не признать того факта, что довольно значительное число лиц, оказавшихся в годы войны, а также после победы в заключении, попали за колючую проволоку необоснованно, а лишь в силу специфики советского правосудия. Многие из них так и не дождались освобождения, хотя не являлись ни политическими противниками режима, ни военными преступниками.

Н.А. БЕЛОВА.